Сестра Анна обернулась к гостье.

— Перед вами часть нашей общины, — произнесла монахиня. — Марион, позвольте представить вам брата Дамьена.

Названный человек выступил вперед, чтобы приветствовать новую знакомую. Ему было около сорока; он опустил капюшон, и стали видны его коротко остриженные седеющие волосы и полное лицо. Оно совершенно не соответствовало его довольно стройной фигуре и прямо-таки светилось от удовольствия жить на этом свете. Монах поздоровался с Марион, качнув подбородком, при этом взгляд его постоянно перебегал с одного предмета на другой.

«Чрезмерно активен, — по привычке охарактеризовала его Марион. — Ест слишком быстро и глотает пищу, как следует не прожевав. Вероятная причина смерти — асфиксия».

Ей нравилось это слово; «умереть от асфиксии» — это гораздо лучше длинной фразы «смерть от удушья по причине блокирования дыхательных путей посторонним предметом». Классическая воскресная послеполуденная трапеза, оборачивающаяся кошмаром. Обед на много персон, сопровождаемый обильными возлияниями, и чересчур большой кусок пищи, проглоченный слишком быстро, — кусок, который становится поперек горла. Нетерпеливого гурмана охватывает паника… И вот воскресным вечером вы находите тело этого человека в подвале Института судебно-медицинской экспертизы. Он лежит на алюминиевой каталке, на одной линии с прочими несчастными, а где-то рыдают его близкие: это невозможно, не мог он умереть — только не в это мирное воскресенье и не таким способом… Как много подобных «невозможных смертей» повидала Марион за десять лет работы!

«Что за игры я веду?» Марион постаралась взять себя в руки.

Следующим представили брата Гаэля, молодого человека лет двадцати совершенно невинного вида, явно выходца из хорошей семьи. Марион подумала, что он вполне мог оказаться вторым сыном знатной семьи в эпоху Старого режима [9] — тем, кому с рождения суждена карьера духовного лица. Этот человек был слишком молод, и Марион не стала предсказывать ему скорую кончину.

Сестры Габриэла и Агата не произвели на нее большого впечатления. Молодые, не старше тридцати лет, с очень гладкой на первый взгляд кожей, они казались изваянными из хорошо отполированного мрамора.

Самому массивному из семи монахов было около пятидесяти. Он говорил и жестикулировал очень медленно, бледность и одышка, судя по всему, одолели его даже после короткого приветствия в адрес Марион. Та немедленно присвоила ему прозвище Брат Анемия [10] вместо его истинного имени — брат Кристоф.

Оставались еще брат Жиль и сестра Люсия, люди весьма преклонного возраста, с острым и непроницаемым взглядом, сильно выдающимися вперед крючковатыми носами, напоминающими орлиный клюв, и тонкими губами. Так похожи друг на друга, что их вполне можно счесть родственниками. У Марион не возникло желания предсказывать их смерть; почему-то это перестало забавлять ее.

Брат Жиль долго смотрел ей в лицо, не произнося ни слова. Он довольствовался тем, что сложил кисти рук на животе и скрестил длинные узловатые пальцы.

— Полагаю, теперь вы познакомились со всеми, — резюмировала сестра Анна.

Брат Жиль стал притворно кашлять, выражая свое несогласие.

— Ах да, почти со всеми — остался еще брат Серж, глава нашей общины. Он не смог освободиться, вы познакомитесь с ним чуть позже.

Повисло неловкое молчание. Брат Дамьен наклонился к Марион.

— В чем бы вы ни нуждались, без колебаний сообщайте об этом нам.

В его добрых словах не было ни грамма чопорности или слащавого сочувствия. «Я даже тронута его искренностью», — подумала Марион.

— Спасибо… — прошептала она едва слышно.

Сестра Габриэла, с лицом фарфоровой куклы, положила руку на плечо Марион. Монахиня так и не опустила капюшон своего одеяния, волосы ее оставались закрытыми, и от этого она еще больше походила на ангела.

— Вот увидите, вы очень быстро привыкнете к этому месту, — доверительно сообщила она музыкальным голосом.

— Мы подумали, — подхватила тему сестра Анна, — что было бы правильно составить более или менее подробный распорядок вашей жизни здесь, хотя бы на ближайшие дни. На сегодня запланирована экскурсия по монастырю — она поможет вам освоиться на новом месте. Далее: пятница и выходные окажутся немного необычными из-за бури… А на будущей неделе брат Дамьен готов взять вас с собой в Авранш, где вы могли бы помочь ему упорядочить каталог библиографических записей, если, конечно, вы не против…

Марион кивнула без особого энтузиазма — чувствовала, что взгляды всех присутствующих обращены на нее.

— Не беспокойтесь, — закончила сестра Анна. — Здесь, в этих стенах, вы проведете зиму… так, как не проводили еще никогда в жизни.

Марион застыла как парализованная. Нет, она вовсе не собирается пробыть здесь всю зиму! Речь идет о неделях, может быть, о месяце или в худшем случае двух, но никак не о целом сезоне. Новый год она твердо намерена встречать дома — так и будет!

— Скоро вы хорошо запомните наши лица, — продолжала монахиня. — Пройдет совсем немного времени, и вы полюбите эти залы всей душой, с удовольствием станете гулять по ним. Это единственное, что монастырю нужно от вас, — немного времени. Все остальное свершится само собой.

— Очень хорошо сказано! — подтвердил брат Жиль хриплым голосом.

Марион взглянула на него: седеющие черные волосы торчали в разные стороны; лицо, белое как мрамор, покрыто сеткой тонких красноватых прожилок и белых складок, как на смятой одежде. Он смотрел на нее не мигая, и этот пронизывающий взгляд свидетельствовал о редком упрямстве.

— Сестра Анна, мы оставим вас наедине с вашей протеже, — продолжил он. — Позже у нас будет время для более подробного знакомства. В настоящий момент все наше внимание занято приближающейся бурей.

Произнося эти слова, брат Жиль не спускал глаз с Марион: она ему явно не нравилась — она сама или факт ее присутствия в монастыре. В других обстоятельствах Марион наверняка позволила бы себе замечание насчет бессмысленности своего пребывания здесь, раз она стала для них нежеланным гостем, но сейчас подобное высказывание было явно неуместным. Ведь она только что приехала — в первые минуты знакомства стоило вести себя получше. Марион отметила, что постепенно к ней возвращается былая твердость, пробуждается закаленный бесчисленными невзгодами характер.

Как только члены братии вышли через маленькую дверь в задней стене, сестра Анна повернулась к подопечной.

— Мне очень жаль, если брат Жиль показался вам немного…

— Это не имеет значения, — перебила Марион. — Полагаю, что в ближайшие недели нам в любом случае придется жить бок о бок. — Марион не поскупилась на дружелюбную улыбку. — Мы привыкнем друг к другу, правда ведь?

Сестра Анна радостно с этим согласилась.

— Приятно видеть, что вы улыбаетесь, — ответила она.

Марион поймала себя на мысли, что с определенного момента совершенно распустилась и стала с благодушной покорностью принимать все, что с ней происходит.

— Нам предстоит весьма продолжительная экскурсия, готовы ли вы к ней?

— Да, готова…

Сестра Анна направилась к той же двери, через которую вышли ее товарищи, и две женщины оказались в лимбе [11] монастыря. Затем они прошли через так называемую темницу дьявола — место, где в Средние века содержались заключенные. С этажа, где располагалась церковь, сюда спускалась лестница; отсюда можно было подняться прямо к аббатству Ла-Мервей. [12] На запад вел длинный коридор, обрамленный многочисленными колоннами, — крытая галерея для прогулок. В самой дальней его точке брат Жиль, едва видимый в полумраке, тихо беседовал с другим монахом, которого невозможно было узнать, поскольку он стоял к Марион спиной. Брат Жиль заметил их издалека и, неожиданно выпростав из складок одеяния узловатую руку, схватил собеседника и увлек его во тьму.