Зал был полон теней, столь же элегантных, сколь и таящих угрозу. Эта обстановка казалась идеальным фоном для ее воображаемого путешествия. Марион приближалась к концу дневника, количество страниц, которые ей осталось прочитать, все уменьшалось, а темп чтения возрастал. Она развернула одеяло под выбранным ею окном и приготовилась покинуть XXI век. Когда она перевернула страницы черной книги, ей показалось, что открылась дверь в другой мир. Слова сложились в магическое заклинание; Марион первые фразы произнесла вслух — медленно, наслаждаясь их звучанием, а затем стала читать быстрее. Мон-Сен-Мишель исчез; ярко вспыхнуло африканское солнце, экзотические запахи наполнили воздух… Шум минувшей эпохи зазвучал всюду вокруг нее…

41

В шесть утра Джереми Мэтсон бесцельно плелся вдоль подножия крепостных стен цитадели Саладина. [78] Неподалеку виднелись два высоких минарета мечети Мехмета Али; [79] они напоминали две свечи и как будто следили за тем, чтобы хоть немного света падало на затененные городские улочки. Детектив стер ноги в кровь, потому что бродил уже довольно долго. На душе у него было тяжело. Он пересек несколько кварталов, пробираясь по кривым улочкам, где было так тесно, что трое не прошли бы плечом к плечу. Добрался до менее тесной, менее таинственной части Каира, перешел через несколько прямых и роскошных проспектов, не уступающих по ширине Елисейским полям. Еще слишком рано для интенсивного автомобильного движения. Через два-три часа непрерывный гул моторов заглушит шелест ветра и шум уже начавших работать ремесленников.

Мэтсон мысленно анализировал все этапы расследования: искал ошибку, какое-нибудь слабое место. Кеораз должен быть повержен! Да, сначала Иезавель этого не поймет. И, конечно, возненавидит его за то, что он вскрыл ужасную сторону личности ее мужа. Однако со временем ей все станет ясно и она примирится с истиной. А с пониманием реального положения дел в корне переменится и ее отношение к тому, кто раскрыл людям глаза, — то есть к нему, Джереми. Иезавели придется быть сильной, а он будет рядом, подставит ей плечо, чтобы помочь, не дать упасть. Станет держать ее за руку, тайком следовать за ней — долго, сколько понадобится. И ничего не попросит взамен.

Да, она по своему обыкновению будет с ним сурова, нетерпима и даже жестока, иногда просто невыносима. Все это лишь проявления защитного инстинкта, заставляющего ее бороться с чувством. Не мог он поверить, что их любовь переродилась во что-то иное, тем более ненависть. На самом деле в глубине души Иезавель испытывает к нему нежность, и именно это заставляет ее беситься. Нежность переполняет ее при каждой встрече с ним, и она отыгрывается на нем за это неуместное чувство. Ему придется быть столь же терпеливым, сколь и любящим, поддержать Иезавель в ее беде.

Тут наконец он осознал, что только что почти пересек площадь Саладина и находится под стенами тюрьмы. Небо за цитаделью посветлело. Пламя факелов колебалось в сухом утреннем воздухе с яростным треском, эхо его металось среди высоких стен внутреннего двора. Джереми остановился и закрыл глаза; порылся в кармане брюк, достал пачку сигарет. «Сколько их там? — спросил он себя, вдыхая табачный дым и глядя на здание тюрьмы. — О чем они думают в эти самые минуты? В то время как я измеряю шагами площадь, они покидают камеры, зная, что это их последние шаги, их последний восход, что они оставляют жизнь, так как не смогли приспособиться к обществу, которое навсегда отреклось от них».

Вот он спокойно продолжает курить, а их уже больше нет. Теперь они лишь неподвижные тела, изрешеченные пулями. Приговоренных к смерти казнят при торжественном молчании раннего утра, почти в безвестности, как будто общество стыдится того, что вынуждено осуществлять подобное наказание.

Позади трамвайных путей, сразу за многоквартирным домом, частично заслоненным тюрьмой, простиралось гигантское кладбище. По площади оно равнялось пяти кварталам Каира. Здесь поколение за поколением хоронили жителей и жительниц города; здесь они покоились в полном забвении. Все эти мужчины сами некогда останавливались на минутку, чтобы подумать о смерти других людей; всем этим женщинам приходилось оплакивать кончину того или иного человека.

Избавившись от окурка одним щелчком среднего пальца, Джереми пересек всю площадь в обратном направлении, двигаясь к господствующей над другими зданиями массивной мечети Хасана, [80] и вскоре вышел на центральный городской бульвар. Мэтсон чувствовал себя измотанным; голова кружилась, тело повиновалось чуть с запозданием, как бывает при легком опьянении. Дождавшись первого трамвая, он поехал в северную часть Каира, в штаб-квартиру египетской полиции, в свой кабинет. Вошел туда, схватил подробный план города и принялся выписывать названия всех больниц, расположенных рядом с кварталом Шубра. У него появилась стратегия, план военных действий. Если расправа над бродягой в Шубре действительно была первым преступлением, совершенным убийцей детей с той же нечеловеческой яростью, тогда, возможно, преступник посещал близлежащие больницы. Во время последнего разговора по телефону Азим кратко описал ему свои приключения; сказал, что обнаружил монстра. По его словам, это лишенный волос чернокожий великан, на его сгнивших челюстях виднеются жалкие обрывки щек. Араб вопил, что негр и есть гул. Однако склонность видеть в ужасном на вид человеке мифологическое существо вполне объяснима.

Если подобный человек убивал в квартале Шубра, то, вполне вероятно, его знают сотрудники местных больниц. Кто-то из врачей мог лечить странное заболевание. В окрестностях этого бедного района нашлось не так много мест, где оказывали медицинскую помощь. Еврейская больница, например, довольно далека для человека, который, возможно, не имел иного средства передвижения, кроме собственных ног. А ведь, наверное, он передвигался под покровом ночи.

Джереми взял автомобиль и отправился в больницу лорда Китченера. Это учреждение было ему прекрасно знакомо: именно здесь работал доктор Корк, которому он систематически поручал проводить вскрытия. В этой больнице никто не вспомнил огромного негра с наполовину сгнившим лицом.

Тогда детектив направился во второе и последнее в его списке медицинское учреждение — больницу Булак. Здесь по описанию Джереми подозреваемого узнала сначала медсестра, а затем и врач. Пациент действительно был не из тех, кого легко забыть. Этому человеку помощь оказывали всего однажды — более полутора месяцев назад, в конце января. Персонал больницы попытался отправить несчастного в приют по меньшей мере на несколько месяцев — до тех пор, пока он не поправит здоровье. Однако больной сбежал, прежде чем за ним пришла машина. Этот человек жил прямо на улице; по своему поведению больше походил на бродячую собаку; не говорил ни слова и явно страдал от недоедания. Гниль распространилась у него по всему телу. В больницу его силой привели постовые полицейские квартала Шубра — нашли бродягу скрючившимся среди развалин брошенного дома. Из-за ужасающего внешнего вида постовые приняли нищего за труп, чьи щеки обглоданы животными, однако затем труп зашевелился… Полицейские сначала испугались, а затем притащили сюда этого великана, который не проявлял никакой враждебности. С тех пор работники больницы не видели беднягу: тот либо умер, либо скрывался где-то неподалеку, забившись в какой-нибудь мрачный угол.

Что касается болезни нищего, врач затруднился поставить точный диагноз. По симптомам заболевание походило на проказу, однако на самом деле это оказалась не она. Щеки бедняги были изъедены полностью, плоти почти не осталось; нос также частично сгнил; один глаз казался ненормально обнаженным, почти подвешенным к глазнице. Врачи так и не смогли открыть великану рот — челюсти как будто склеились. Неудивительно, что пациент пребывал в крайней степени истощения. Он был способен глотать только жидкие продукты, которые приходилось вводить ему в рот через крошечные отверстия между сгнившими зубами.